Игнацы Красицки. Сатира 1. Мир навыворот

Разрешено с ума сходить молодежи, разрешено сводничать старым
Разрешено жениться на время, разрешено и разводиться
За честь красть у Отчизны, легко и спокойно
А мне сарказмить при таких бесчинствах не разрешено?
Пусть метут злость на тебя и хитрость неприкрытую
Говори ты правду, говори смело, сатира настоящая
Где добродетель? Где правда? Куда вы подевались?
здесь ведь ранее вы были, часто здесь бывали
Вы в чести у отцов наших, прадедов и дедов
А сыны, что по следам должны идти были
 Смеясь со святой простоты своих уважаемых предков
На блеск пустого лоска заменили добродетели
Слов замного... суть мотовство и ложь,
Мерзко до невозможности и явная непристойность маловерия
Смеют посягать на святые тайны веры:
Яд разливается, а источник его - столицы,
Грозит заразить всех. Полно книг безбожных,
Полно аферистов и их учеников,
А если где добродетель и почитание Бога,
Высмеивают их дерзко даже у невинных девушек.
Всюду беспорядок, распущенность, скабрезные шутки.
Где же вы, матроны святые и примерные?
Где же вы, люди настоящие? пристойная молодежь?
Слепая толпа безбожная в бездну излишеств бежит
Что  с прибылью рядом, всё это плохо закончится
Назвали ярмом добродетели и жены и мужья
Забыли дети родителей, их стыдятся
Предают друзей, братьев ненавидя
Рвут свояки сиротское подаяние, слёзы вдов пьют предатели
Отмывают взгляд неправый настоящие виновные
Итог столетий, прибылью от добродетели владеют рвачи
Правят без уважения, законы в поневерии
Прибыль сердцами завладела, и то, что когда-то было тайной,
Сейчас злость на первом месте, а добродетель предана
О, души предков! кто награждает добродетель
На ваше гнездо взгляд если обратите
Если эхо наших действий до вас когда-нибудь долетит,
Сможете ли узнать в нас ваших детей?
Да, мы есть, но с сутью искаженной рождены,
Мы есть, но своих фамилий недостойны
То, что иные честью, уважением звали
Мы простотой окрестили, а то что у вас в чести было,
мы это презираем, и красоту поставив выше добродетели
Дети негодные, испортили отцов своих труд,
Хорошее воспитание было, но плохое зерно упало.
Оттого сейчас на Феникса почти похожи стали
Прибыль в браках ищут, шутка им присяга...
Сладострастие соединяет, бедность разлучает
Молодежь наук не знает, и к пошлости жадна
Быстра на развязность, ленива к добродетели
Забыты старики, обесчестили их сущность,
Смеется сытый сброд с угнетенной добродетели
Больше нет стыда, его нет больше, последнего замка для зла
Злость заразна в своей сути, а итог ее один
Изменила извечную суть законов людских,
Гордится настоящая кража корыстью негодных,
Нет ярма, а если есть то, которым движет
не от добродетели - а фальшь, подлость, интрига
Плод, уважаемых отцов носящий фамилию
Отовсюду разбор первый тебя гнетет.
ты же сам  властелин своей судьбы. Ошибочные обычаи
непослушание, беспорядок, пошлость, излишества - губят страны
напрасно себе статус надуманной силой поднял
кто на почве добродетели не начал править
напрасно старается. Тот, кто некогда был славен,
Рим добродетельный победил,Рим преступный сгинул.
Не готы и алланы его в руины превратили
Сброд, войн зачинщики и упадка послы,
Вот кто в ярмо его одел, поскольку он добродетели желал,
Пал - и уже больше не возродился
было время, когда слепой случай беспорядком правил
Этот беспорядок и нас, братия, загубил
Он нас чужинцам подчинил: оттого и зло началось
один несчастливый день погубил дело столетий
упадет кто слаб и лежит, поднимется сильный
отчаяние -удел никчемных. Поднимается шум,
Набегает буря, гремит небо; корабль не затонет
Матросы равны мореплавателям, когда встанут в оборону:
И хотя безопаснее корабль покинуть и плыть,
Честнее - быть на корабле, уцелеть или умереть

В.C. Высоцкому

Тебе ль не знать о том
Как трудно здесь бывает
Когда чужие в дом
Приходят к нам со злом
Но наш надежен дом
Мы им не открываем
А кто придет со злом
Останется со злом
припев:
Я знаешь не люблю
летального исхода
И пусть бывает так, что за глаза навет
Спокоен будь всегда
В любое время года
Ведь дома ждет тебя
Любимый человек

Я тоже не люблю все сплетни в виде версий
Им всем в базарный день
Я знаю грош цена
ты только верь в себя
Ты верь в себя в безверьи
В безверьи полном что ж
Погрязла вся страна

припев


И не ищи в других
Бессильных от неверья
ты помощи себя
Бери друзей совет
Мы все переживем
Насилье ли бессилье
Любой переживем
Мы  за глаза навет

Припев

Игнацы Красицки К королю.

Королю

Чем выше, тем виднее. Мир, жизнь либо война

Меркнет власть, наияснейший пане!

Сатира права, отметая мнения

Полулюбя, чествуя царей, но не судя человека

Если же у каждого свой путь и взгляды
Позволишь ли, чтобы начали с тебя,
Ты сам для себя бог, почему же не божий сын?
Нехорошо это; твоя кровь - щит для имеющих власть.
Но кто в замке родился, пусть находится в замке;
Потому счастливы наши соседи.
Потому что природа  поколения правителей ласкает,
Иным воздухом, иной пищей.
Оттуда и ум, и умение без опыта...

Разумники, правители, красавцы, силачи, юноши -
Всё у них получается, а вот если бы кто-то из них 

отошел на момент от помогающей им природы,
Опять к ней вернется, и обязательно добрым
Должен быть и везучим причем вечно
К тому откуда же поэты? Клад  на пути царства,
Род богатый на метафоры, не беднословный,
Род, который умеет найти что не знамо,
и что есть, да взаправду
И это им удается,  а далее как на поводке
шел хвалебник за хвалёным, прибыль нес в добыче
Если фальши кто приметил, друга не предал
Презирая, оплатил, друг смеялся, но фимиам кадил.
Король ты, а что ж не я? между нами говоря 

Я себя хвалить не буду, но характер добрый
Вот моё отличье. Также из поляков рода,
А к тому и шляхтич, да хотя б и мёдом
торговал, как известный бортник в Крушвице
Отчего не мог пожить я да в твоей столице?
Ты король - и был давно его величество богом;
Этот грех неотпускаем. Каждый, кто поставой
Раньше был тебе за ровню, теперь почитает,
Прежде чем назвать"наияснейший", сразу закашлЯет,
И хотя уже привык, самолюбие страдает
На словах почитает, а сердцем не принимает.
Но имеет и причины. Ведь в Лакедемоне
Всегда восседал фессалиец на Ликурга троне,
Греки архонтов своих из римлян выбирали
Римляне диктаторов от греков призвали
да, поскольку был не свой, ошибки прощались
лучше это всегда было - иностранцу править.

Верши, что в силах, и делами соседей удивляй,
И наукой, и торговлей, счастьем ты наполни край -
Хоть и знают, чувствуя, что ты трона годный,
Не крещен ты, чем простился б твой грех первородный.
Откуда взялся на Михала тот список продажных светских?
Потому что, король Михал был из Вишневецких
К Яну из Собеских народ не привыкает,
А король Станислав платит долг за стольника-пана.
Это знаешь ты и я, но я не отрицаю
Позволяю - королем быть, на трон не посягаю
Плохо то, что ты поляк, плохо - не чужак;
Хуже (любовь к себе, правда, улучшаешь каждый день)
Но сказать я должен, прости, что не с лестью
Скажу тебе прямо:  ты молод еще.
А прекрасно, когда трон - мудрому место
ты же на него в тридцать лет попал
Без седых волос, морщин; не броня - закАл
Потому что лишь седой талантом владеет
А в морщинках живет разум,  при седой же бороде,
Сама доскональность обычно бывает
ты вообще не виноват , что ты не был старым
Юность, черствость, даже резкость - милые пороки,
Хотя всё равно пороки, но ты их исправил
И по нашей милости  тебе трон седины прибавил
Погоди же, если мы дадим править до седин
Только лишь увидев тебя дряхлым, Возопим
 и на старых, потому что старым стал
Это уже три, что в глаза тебе сказал, прекрасных порока
А четвертым будет что, милостивый пане?
О способе правления неправильное у тебя мнение
Король не человек. Это правда а ты о том не знаешь
Всё о веке золотом каком-то мечтаешь.
Не верь в сказки. Будь таким как другие были
Зачем тебе приятели? Пусть полулюбят тебя слуги
Хочешь чтоб любили? Лучше пусть боятся
Что заслужил ты за доброту, лояльность твою?
Лупи семь шкур, будешь сильным, угнетай, будешь великим
Так прославишься, любым навалам
противостоять так будешь. Не хочешь? Только тебе хуже
Докучать тебе будут неудачи в таком случае
Переносишь мужественно - тогда мучайся с таким способом мышления
Я хотел бы быть Крезом больше, нежели Иовой
Ты сам знаешь, что злом оборачиваются твои добрые дела
Почему же так правишь, если от добрых деяний неспокойно?
Ты болеешь от неблагодарности - но разве это тайна
Что этим платится за милость - ЭТО монета обычная.
Что не брать тебе тёсаных староств, когда давались?
По тому только в Польше короли узнавались,
и согретые великой любовью отчизны,
любили патриотов дающих кролевщизну
Книги любишь и среди людей уважаешь ученье
А это плохо. Оставь мудрецов баламученье
Ни один народ книгой силен не стал
Умный подиспутировал, но глупый победил
Тот, что некогда сумел флот датский захватить -
Король Визимеж - не умел ни читать, ни писать
Не в силах переубедить вашу милость, как видно
В том исправься хотя бы, за что мне стыдно
Доброта сердца монархам совершенно не нужна
Тот для меня король, кого каждый человек боится,
Тот для меня король, который взглядом в сердце проникает
Если народ к доброте правителей привыкает,
Упрямится, великий король, взгляд назад обращает,
Плохо, когда рад, а спокоен, когда в горе
Не мое дело, но когда светлый ум
Давно так решили прозорливые министры.
Они знают (чего министры не знают?),
У руля почти, работая, сидят
Додумались, в чем секрет правящих
Оттуда и умысел всюду проникающих,
Не нужно, великий король, иметь доброе сердце
Победи себя, погаси этот огонь и загаси в искре!
Поскольку добрый, злишь всех, как я слышу о тебе,
И я злюсь, и сатиры пишу,
Будь недобрым, сразу, положив твои добродетели на весы,
За то, что ты исправился, и я тебя похвалю.


  

Моладзі

Па зярняці, па зярняці
Назбіраем ураджай
Кіньце сум, вазьміце працу
Кіньце-выкіньце адчай
Толькі праца нас ратуе
толькі праца - больш ніяк
З богам, з богам я працую
Дай жа, Божа, зерня шмат
З богам, людцы, дай жа вагаў
З богам, людцы, дай жа "скор"
З богам, людцы, толькі з працай
Дай жа, божа, ветрык з гор
Дай жа, божа, чыстых зорак
дай жа божа і дажджа
Дай асіліць, калі гора,
І прарокаў каб прыждаць!

"Сляпым" людзям

"Сляпыя" людзі -
як вам растлумачыць,
што свет наш белы - гэта шчасце нам
І дай нам Божа -гэты свет убачыць
Такім, як некалі прадстаў багам
Ці Богу аднаму, ці Тройчаму
З'явіліся мы ўсе няпроста так
То усміхніцеся, не плачце - не аднойчы
Вас знойдзе свету белага
ды дабрата...

Игнацы Красицки. Сатиры. Do króla

Чем выше, тем виднее. Мир, жизнь либо война

Меркнет власть, наияснейший пане!

Сатира права, отметая мнения

Полулюбя, чествуя царей, но не судя человека.

Krzyk żurawi Кавалачак перакладу аповесці В.Быкава "Жураўліны крык"

Krzyk żurawi
To był zwykły kolejowy przejazd, których niemało rozrzucono na stalowych drogach ziemi.
On wybrał tu końcowy kraj drogi, gdzie skończyl się nasyp, który szedł powierch osokowatego i otwartego ze wszystkich stron błociska, i szpały wjezdżonej jednotorówki biegły niemał zarówno z poziomem ziemi....
Droga była nasypana i, spełznąwszy ze wzgórza, przeskakiwała kolejówkę a skręcała w stronę lasu, tworząc skrzyżowanie, które ludzie kiedyś ogrodziły słupkami, ufarbowawszy na czarno-białe paski i ustawiły dwa takie same szlabany.
Obók samotnie stała tynkowana budeczka stróżna, w której pod dzwięki zawieruchy zawsze drzemnąl by fruwając obok rozegrzanego piecyka burczący dziadek-stróż- Teraz w budeczce nikogo nie było. Jesenny wiatr z deszczem czas od czasu skrzypiał jej wcale rozczyniętymi drzwiami. Jak skaleczona ręka człowiecza podejmował się ku niebiosom mrozowym podłamany szlaban, drugiego na amen nie było.
Nikt już nie troszczył się o tym przykolejowym zbudowaniu, poważniejsze troski pochwyciły ludzie - i tamtego, który niekiedyś gospodarował tu, i tamtych, którzy przypynili się wówczas na zapomniętym zniemiałym przejaździe.
Ukrywszy się od wiatru kołnierzami zabrudzonych, zalepionych gliną szynelów, sześcioro ich stali razem koło połamanego drewna szlabanowego.
Przytulając się jeden do jednego oni samotni patrzyli w jesenną dalekość i słuchali kombata, który stawiał dla nich zadanie bojowe.
+ Drogę musicie bronić w ciągu doby, - niskim zaziębionym głosem rzekł kapitan, wysoki chudy człowiek z brzodatą twarzą zmęczoną.
Wiatr gniewno bił rogiem płaszcz-namiotu o zabrudzone go buty, denerwując na jego persiach wszystkie niezawiązane sznury-
- Jutro wieczorem będziecie mogli odejść do lasu. Ale w ciągu dnia - utrzymać się.
Tam, w polu, gdzie oni samotni patrzyli, widniał kosogór z drogą, po obu stronach której potręsały żółtawymi liściami dwie ogromne mocne brzozy, a poya nim, gdzieś na samej linii horyzonta, zachodziło niewidzialne słońce. Wąziutka szczelinka światła, pojawiwszy się pomiędzy chmur, by ostrze ogromnej golarki, matowo błyszczeła w niebiosach.
Samotne jesenne popołudnie pełniło się szarością farb, dokuczliwym przecieruszającym deszczem a wszystko obejmującym niepokojem i przeczuciem biedy, która powisła nad krajem.
- A co mamy z szańcowego narzędzia? - niskowatym głosem zapytał starszyna Karpienka, komandzir tej newielkiej grupy.
- Łopaty są potrzebujące.
- Łopaty? - zamyślono przepytał kombat, przypatrywując się do błyszczącej paski światła od zachodzącego słońca.
- Proszę odnaleźć czegoś dla was samich. Nie mamy łopat. I ludzi nie wystarcza, nie proś, Karpienka, sam to znasz...
- Tak, więcej ludzi by nie zaszkodziło, - podtrzymał starszyna. - A co to są pięcioro? Z nich jeden nowicjusz, a także ten "uczony" - jacy z nich są wojskowcy! - gniewając burczeł on w stronę od komandzira...
Granaty przeciwczołgowe, naboje do peteeru, ile było, otrzymaliście, lecz ludzi nie mamy, -twardo powtórzył kombat. On chwilę pomyślał, widząc w dalekości czarujący błysk zachodu, zatym przyszedł w siebie, popatrzył na Karpienko -stalowego, podobnego do drzewa, z otwartą twarzą, wolnym wzrokiem i ciężką szczęką.
- Coż no, szańcu!
On przeciągnął rękę, teraz już z nowym kłopotem, starszyna obojętnie uścisnął ję. Spokojnie też uścisnął chłodną dłoń i "uczony" - w okularach, wysoki bojowiec Fiszar; biez skrzywdzenia, szczerze popatrzył do komandzira drugi nieumiejętny dla starszyny, - młody, z błyszczącym smutnym wzrokiem szeregowy Gleczyk. "Nie ma problemu, czart nie zdradzi - świnia nie zje", - pożartował peteerowiec Swist, bielawy, rzadkowłosy, otwarty do wszelkich wiatrów złodziejowaty na twarz chłopiec.
Na wagę leniwie podał swoją dłoń marudny, z twarzą nieprzyjazną Pszaniczny, i poczciwie, klasycznym gestem bojowca pożegnał się czarnowłosy goży Awseew. Poddawając na ramię automat, kombat ciężko westchnął i rozjeżdżającym się niesprzytnym po kiełzkiej ziemi krokiem poszedł dogonić kołonę.
Oni pozostali się sześcioro, z samotą po pożegnaniu, i niektóry czas milcząc patrzyli na oddalającego się kapitana, batalion, którego króciutka, nie podobna do batalionowej kołona, kołysając się w wieczornej mglistości, szybko oddalała się do lasa.
Starszyna był niezadowolony, sierdzity, w duszy go tużliwo faliście niewyraziście bolało, trwożyło się za los i za tamtą nielekką sprawę, tworząc którą oni pozostali się tu. Lecz on za chwilę odciął tupy dźwięk w duszy i zwykle zakrzyczeł do ludzi:
- Po co staliście? Pracujemy! Gleczyk, odnaleź, mo gdzieś jest któraś łamaczczyna. Kto ma już chociaż małe, weźmijmy się kopać. Musimy to zdążyć przede mgłą.
Umiejętnym gestem on spochwycił i wskinął na ramię ciężki kulowymiotacz i, z siłą łamając już suche trzciny, poszedł wzdłuż rwiska.
Bojowcy jeden po drugim niechętnie poszli wśliad swojego komandzira.
- To stąd i rozpoczniemy. - powiedział Karpienka, klęcząc obok rwiska i sięgając wzrokiem ponad drogę kolejową do kosogorza.
- Od tego, Pszaniczny, flangowym będziesz. Łopatkę masz - rozpocznij.
Skibiastą przyziemną postawą Pszaniczny krokiem rozwalistym wystąpił naprzód, zdjął z zaramienia wintowkę, odkładł ję w wyschłą trawę i powolnie wydostał zpod paprugi łopatkę.
Suwymierząc dziesięć szagów wzdłuż rowiska Karpienka znowu przysiadł, popatrzył tam i tu i po sobie, spodziewając się gotowości któregoś na nowe mejsce. Grubowatą twarzą pozostował się zakłopoconym i gniewającym niezadowolono tymi niesamowitymi siłami, które mu dali.
- No komu tu? Wam, Fiszar? Chociaż łopatki nie macie. To mnie jeszcze wojacze! - gniewając burczeł starszyna, powstając z kolan.- Ile dni jest na bojowisku, a łopatki jeszcze nie ma. Co, mo czekacie na to, że starszyna da? Czy to mo z Niemców jako podarunek doszlą?
Fiszar nie oprawdzając się i nie przecząc, a czując się niewygodnie od niezwykłej wymowy, tylko garbił się, wystawiając jedno ramię i niepotrzebujące podbijał okulary w czarnej oprawie metalowej.
- Wreszcie, czym chcecie, a kopajcie, - złośnie powiedział Karpienka, patrząc gdzieś dołu i w stronę.
- Moja sprawa jest mała, tylko pozycja ma być wzmocniona.
Poszedł naprzód - silny, ekonomiąc i będąc pewnym w rękach, i wygląd miał taki, niby był nie komandzirem wzwoda tylko jak najmniej komandzirem półka.
Wśliad obojętnie pójszli Swist i Awseew. Poglądając na zakłopoconego Fiszara, Swist podbił na łeb piłotkę,i, śmiejąc się białozębym śmiechiem, bezkrzywdnie zauważył
- Ot zadanie profesorowi!
- Nie przeszkadzaj.




Комментарий (не извращать!)
Повесть Василия Быкова "Журавлиный крик" начинается данным описанием местности, где происходят дальнейшие события произведения.
Важно - реальность претворилась в описании этой местности в словесную картину, представляющую собой интуитивно-ассоциативно то, что прочувствовал сам автор во время войны и через в том числе описание каждого своего героя.

Очень важный факт, что в письмах с фронта Василий Быков подписывал письма своим родным следующими словами: "Я са зброяй, я з пяром...", имея в виду и то, что нужное Слово всегда придавало сил, что и оно было вместо оружия...